|
English version |
***
Лучистое солнце сияло в зените,
И лето цвело, куда ни взгляните…
В ту пору старик по заливу бродил –
Заездок в реке ивняком городил.
Как вдруг прибегает ватага ребят,
Чумазых от глаз озорных и до пят.
Уселись и просят – сверкают глаза, –
Чтоб славную сказку он им рассказал.
Послушал старик сорванцов-детвору,
Чурбан пододвинул поближе к костру,
Подумал немного, потом подал знак
И начал свой сказ о былых временах…
***
«За облачной далью седой старины,
На солнечном лоне цветущей страны,
На тверди гранитных сбежавшихся гор,
На стыке сдружившихся рек и озёр,
Не очень просторна, но и не мала,
Когда-то страна айыынов была.
На самой средине страны той обильной
В своей урасе проживала обширной
Чета пожилая – старик Эриэн
С хозяйкой своею Эбириэн.
Зажиточно жили они и привольно,
Достатками были горды и довольны;
Сколько ни тратили – не иссякало,
Сколько ни черпали – не убывало.
Годы прошли…
И когда старики
Были уже к тому свету близки,
Стали в сединах их пряди волос,
Сына им как-то родить довелось…
Уже однодневный – он стал годовалым,
На третий – перечить себе не давал он,
И трудно им было поверить глазам:
Их сын вырастал не по дням, а часам…
Однажды под утро, раскинув постели,
На речку помчал он сквозь заросли елей
По зелени мягкой, тропинкой прямой
И тут же пропал, не вернулся домой…
На север они отослали гонца,
На западе слух пролетел про юнца,
На юге спросили о сыне своём,
К востоку сходили проведать о нём –
Никто об исчезнувшем добрую весть
Не смог им из дальнего края принесть.
Как будто растаял он вдруг облаками,
Как в море глубокое канул он камнем.
И всё же надежд не теряли они.
Всё ждали – и ночи, и долгие дни…
Вот топот однажды донёсся до них,
Сравнялся с двором и мгновенно затих.
Приезжего видеть мешал им забор.
Они побежали из юрты во двор
И видят: как холм, приподнявшись высоко,
Стоит перед ними зеница их ока,
Зубов их жемчужных опора-десна –
Дитя их родное, их жизни весна.
Всё тело его – закалённая сталь,
И ростом четырежды выше он стал,
Расширились плечи с крутыми углами,
Вздуваются мышцы повсюду буграми.
И вся из железа одежда на нём:
Невиданный панцирь лучится огнём.
Перчатки из золота красят весь вид.
И шлем из червонного золота слит.
Вперёд выдаётся с горбинкою нос,
Как хвост косача, вьются пряди волос.
Красавец – осанкой и видом пригож,
Другого такого нигде не найдёшь…
Счастливы и рады от этих вестей,
В тот день же созвали супруги гостей,
И то, кто вернулся из странствий домой,
Предстал перед ними и всею роднёй
В доспехах, сверкая, как редкий алмаз,
И начал о том, что увидел, рассказ…
***
– Тем утром, резвясь, очутился я вдруг
В том месте, где высится ствол Аал Кудук.
Почтенный тойон, Юрюнг Аар всемогущий,
За небом трехъярусным в выси живущий,
Бёгё Кюкюрдюра ко мне опустил,
Который прославлен, как ключник светил.
Позвал он меня и повёл за собой
На юг, на вершину горы золотой.
Во влаге живительной, словно гагару,
Три дня и три ночи купал он меня,
В кузнечном горниле Хара Дуодара
Подряд закалял до девятого дня,
Чтоб были, как сталь, моё тело и кость,
Чтоб раны меня не свели на погост.
Затем снарядил, дал доспехи, коня,
Нарёк Эрчимэном Бэргэном меня.
Оружие дал и сказал мне: «Внемли:
Отныне ты – столб серединной земли!».
От радости гром прогремел на пиру –
Воскликнули гости тут дружно: «Уруй!
Родная страна спасена от врагов,
Нам есть положиться в борьбе на кого!
Не будет теперь каждый день наш тяжёл!..».
Тут стал Эрчимэн, на опушку пошёл,
Могучей рукою, совсем без усилий,
Сломал он деревья, как будто скосил их,
И, с делом не медля, он в этот же миг
Из них урасу пребольшую воздвиг.
Затем на огромнейшей лавке для сна
(Которой пятнадцать саженей длина)
Рукой расстелил тут же шкуры он вгладь.
Хотел после пира немного поспать.
Прилёг уже было. Но слышит он вдруг,
Что яростный вихрь разыгрался вокруг.
Столбы покачнулись и вздрогнул помост…
Поднялся Бэргэн тут и встал во весь рост.
В отверстие крыши окинул тайгу
И видит: к нему прилетел Эксэкю.
Пронзительный взгляд кровожадный – вампира –
У твари чудовищной чёрного мира.
Железные, крупные перья рябые
И крылья такого же цвета, прямые,
Изогнутый клюв и на лапах у ней
Премножество чёрных и острых когтей.
С тарелку – глазницы, с котёл – голова,
Посмотришь – и в горле застрянут слова.
Проухала чудовище-птица, как выпь:
«Чууп-чаап, чулуп-чалып»,
Зачмокала клювом и громко запела:
– Десятки я дальних земель облетела,
Давно я скитаюсь, мне это под силу,
Такого, однако, как ты, вот верзилу,
Пока не попала в далёкий твой стан,
Нигде не встречала, Бэргэн-великан.
Знать, правду сказали: родится в наш век
От старых людей богатырь-человек,
И будет за род свой скалой он стоять,
Преградой любой не отступит он вспять.
Посмотрим, большая ли сила твоя…
Но хочешь, наверно, узнать ты, кто я?
Силач Чункунур называли меня,
Пока подо мной не качнулась земля.
Лишь к солнцу отсюда очаг свой имеющий,
Конём вороным, Хандагаем, владеющий,
Который мгновенья не тратит и треть,
Чтоб путь восьмидневный стрелой пролететь,
Прославленный витязь Арат Мохсогол
Ограды моей раскидал частокол,
Уздою меня обуздал, как вола,
С тех пор стал рабом я коварства и зла.
А если ты спросишь, далёк ли мой путь,
Послушай меня и внимателен будь:
Я прямо к тебе, я хозяйский посол.
Так рёк мой хозяин, Арат Мохсогол:
«Могучий Бэргэн пусть не внемлет судьбе,
Доспехов пускай не заводит себе,
С заплатами куртка ему по плечу,
Телячьи штаны я ему подыщу,
И будет он жить на готовом, моём,
На простокваше жиреть с каждым днём.
А если он станет мне только перечить,
Пожалую сам, наломаю бока,
Аркан попрочнее накину на плечи,
К хвосту привяжу молодого быка.
К себе сволоку и три шкуры сдеру,
Пусть знает, что слов я назад не беру».
Теперь ты мне дай поскорее ответ,
Не сдерживай путника: едешь иль нет?
Бэргэн, багровея, воскликнул на это:
– Горьки твои, чёрт полосатый, наветы! –
И тут, опрокинув столбы урасы,
Шагнул за черту луговой полосы…
Но тут Чункунур стал вздыхать всполошённо,
С ужимками ахать, шипеть удивлённо,
Потом же стремительно ввысь поднялся,
Схватив на лету ещё тушу лося.
***
Внимал Эрчимэн только добрым сердцам,
Обиды и зла не прощал наглецам.
«Нагрянет к нему неожиданный гость –
Узнает он чёрную, рабскую кость», –
Подумал Бэргэн, и с обидой-огнём
Он быстро в елань побежал за конём.
Недолго искал он там верного друга.
Привёл, оседлал, подтянул все подпруги,
Остался доволен своим вороным
И низко, к земле поклонился родным:
– Я в путь собираюсь, надеюсь, сурово
Не скажете вы, что ваш сын непутёвый
Оставил одних и умчался по свету.
Я зря вас не брошу, вы знаете это…
Прославленный витязь Арат Мохсогол,
Подумав, что парня-раба он нашёл,
Большую обиду мне нынче нанёс,
Слова его были обидны до слёз.
Порою обиды терпеть я могу,
Возможно ли нынче остаться в долгу?!
Пускай нас рассудит железо и медь
В открытом бою не на жизнь, а на смерть!».
На это Бэргэн тут услышал ответ:
«Да будет с тобою бессмертие лет.
Когда уязвляют тебя без причин,
Будь смелым в бою, наш единственный сын.
Такое, знать, нам на роду суждено…
Как ты пожелал, так и будет оно.
Пред дальней дорогой простись-ка с людьми
Да наши слова-заклинанья прими:
В пути пусть не встретит тебя языкастый,
В упор на тебя да не взглянет глазастый,
Преследовать станешь врагов – их следа
От глаз пусть не скроет ни мох, ни вода».
***
Меж тем Эксэкю, что Бэргэна покинул,
Его же при этом прибравши лосину,
Свалился с небес, из-за туч-облаков
На землю, где жил Арат Мохсогол.
Слоисто-железный свой хвост развернул,
Огромные крылья со звоном встряхнул,
Запел, чиркнув клювом о твердь своих лап:
– Чулуп-чалып, чууп-чаап!
За жизнь облетел я десятки земель
И солнечный мир видеть счастье имел,
Из всех из двуногих – пусть быть мне в беде –
Такого, как ты, я не видел нигде!
Никто не сразится открыто с тобой –
Пред силой твоею отступит любой!
И знает земли середину и край
Твой конь вороной, твой Алып Хандагай.
И я, как покорный слуга, очень рад
Тебя поприветствовать, славный Арат!
Недавно силач – богатырь Эрчимэн,
Сломав десять рёбер, забрал меня в плен.
Я, в схватке жестокой не сладивший с ним,
К тебе от него прилетел вестовым…
Повырвав деревья в дремучем лесу,
Построил из них Эрчэмэн урасу,
Сказал, что теперь привезёт он жену,
Свет ясных очей, молодую княжну,
Красавицу ту, что достойнейше сможет
Делить с ним и воду, и пищу, и ложе.
«Нужна, – говорит, – мне прислуга такая,
Как витязь, владелец Алып Хандагая,
Чтоб мясо поджарил к моёму приходу,
Чтоб ноги помыть подогрел бы мне воду.
Пускай не кичится богатством Арат,
Поест простокваши и будет ей рад.
С заплатами куртка ему по плечу,
Телячьи штаны я ему подыщу.
Ко мне пусть пожалует, станет рабом.
Не согласится – ответит горбом».
Теперь поскорее ты дай мне ответ,
Не сдерживай путника: едешь иль нет?».
«Чтоб лопнул ты, чёрный проклятый посол!» –
Вскричал разъярённый Арат Мохсогол,
Схватив закалённую пику свою,
Дубину, с которой был страшен в бою…
Тут чудище стало вздыхать всполошённо,
С ужимками ахать, шипеть удивлённо,
Потом же две лошади враз закогтило
И в синее небо стремительно взмыло.
***
Бэргэн-богатырь неразлучно с конём
Всегда находился – и ночью, и днём.
И вот на тридцатые сутки пути
Ему удалось Мохсогола найти.
Арат Мохсогол и не ждал к себе гостя,
Ходил, забавляясь, в обширной елани,
Увидев Бэргэна, подпрыгнул от злости,
Извергнув из уст раскалённое пламя.
Виски его стали багровей зарницы,
И ярость его не имела границы.
Он страшно взревел, как свирепый медведь,
Как тигр зарычал, разрывающей сеть,
И двинулся гостя встречать прямиком,
Махая огромным своим кулаком…
Расправивший плечи, Бэргэн, в свой черёд,
С обидой и злостью рванулся вперёд.
И тут загудела под ними земля,
Столкнулись они, как два корабля…
Стал бить Мохсогол в уязвимое место.
Но был перед ним богатырь не из теста.
Их пальцы хрустели, как взломанный лёд
Под силой весенних бушующих вод.
Жестокое было меж ними сраженье:
Утёсы повергли они в разрушенье,
Поля превратили в безжизненный прах,
Леса истоптали, как сено в валках.
Но вот Эрчимэн, богатырь удалой,
За вражьи доспехи схватился рукой,
Ударил под локоть, метнулся, как птица,
И мёртвою хваткой обвил поясницу
Да так, что противник под ним задрожал.
Затем он коленом Арата прижал
И выхватил острый, сверкающий нож,
На меч и отделкой и видом похож.
Занёс над врагом, но… увидел он вдруг:
Тут взор Эрчимэн оторвал от врага,
Взглянул… и его ослабела рука:
Как солнце, девица стоит перед ними
С высоким и стройнейшим станом своим.
Играет заря на прозрачных висках,
Заката огонь на цветущих щеках,
Посмотрит на землю – сияет она,
Посмотрит на небо – оно, как луна…
Прекрасна, каких не бывает девиц.
Но капают слёзы из дивных ресниц…
Тут ярость от сердца его отлегла,
Душа взволновалась, как только могла,
И кругом пошла у него голова,
Когда он услышал девичьи слова:
«Жестоко и злобно вы били друг друга,
Что чуть не сошла я с ума от испуга.
Вы оба – в тенетах коварства и зла,
И я не вмешаться никак не могла.
Чего не хватает вам, я не пойму?
Забудьте вражду, покоритесь уму.
По племени-роду давно вы свои,
Вы витязи оба народа айыы.
Сними с него тяжесть железных колен,
Очаг не туши наш, могучий Бэргэн.
Тебе интересно проведать, кто я?
Отвечу тебе, ничего не тая:
Росла одиноко в просторном жилище,
Не знала сырой, окровавленной пищи,
Не видела от роду дыма костра…
Бэргэн, я Арату родная сестра».
Не встретив красавицы краше в свой век,
Смягчился Бэргэн, как простой человек,
Подумал: «Ведь правду лепечет она,
Затем умертвлять мне мальца-шалуна?».
С девицей пошёл в Мохсоголовый дом,
На нары большие уселся с трудом
И жизни дальнейшей обдумав пути,
Представил, что ждёт его впереди…
Затем обратился Бэргэн к старикам:
– О грусти своей я поведаю вам.
Есть мать у меня, нет жены и подруги,
А всяк без неё, что седло без подпруги.
Задумал жену для себя я найти,
Чтоб жизнь разделить с ней свою и пути.
Вы можете мне в этом деле помочь,
В подруги и жёны отдать свою дочь… –
На это ему старики отвечали:
«Ты, молодец, вызнай всю правду вначале.
В напёрстках не видела дочь наша толку,
В руках не держала с рожденья иголку,
Шить обувь и штопать она не годится
И жарить-варить не ахти мастерица,
Не любит она и домашней возни…
Такою приглянется, что же – возьми!».
Ответил Бэргэн старикам: «Не беда,
Распутывать нитки заставит нужда,
А голод почувствует – стряпать начнёт…
К ней сердце моё молодецкое льнёт»…
***
В тот миг от вершины плешивой горы,
Где хищно таилась до этой поры,
Чудовище-птица скатилась клубком
С глазами-тарелками, клювом-крюком
И глухо рыча, как кровавый вампир,
Умчалась в зловеще-чернеющей мир:
– «Послушай-ка новость, Уот Урбалдьын,
Нечистых племён удалой господин!
Коль спишь-отдыхаешь, вставай поскорей,
Внимай удивительной вести моей.
От века доныне неслыханная,
Никем из живущих невиданная,
Светлее луны уродилась краса –
Девица – зарёю сияют глаза,
А имя прекрасной девицы – Куо,
Сестра Мохсогола, живёт у него.
Стройна и прекрасна, впору бы ей
Женой оказаться, властитель, твоей,
Но я опрометчиво прибыл один
Посватать её для тебя, Урбалдьын,
Со мной одночасно, что стало бедой,
Туда заявился Бэргэн молодой,
И сватает силой её он теперь
И бесится, словно затравленный зверь.
Арат Мохсогола, что шурином был,
Безжалостно, словно собаку, избил…
Смотри проморгаешь… И к месту тому
Тебе бы явиться сейчас самому».
***
Меж тем, молодые готовились к свадьбе,
Уже всё бурлило на тихой усадьбе,
Детишки, сбежавшись, делились на стайки,
Дородные женщины шли на лужайку,
Вблизи косогора возник хоровод,
Вёл споры-беседы почтенный народ.
Гостей ждали яства в огромных котлах,
Расставленных тут же на длинных столах,
И каждый чорон с ободком золотым
Был щедро заполнен кумысом густым…
Как вдруг где-то рядом, за ближним хотоном,
Раздался испуганный голос со стоном.
Вопя суматошно, лишённая сил,
В оборках чирков приплелась симэхсин.
Упала, рыдая, на землю лицом,
Как будто прощалась с умершим отцом:
«О люди! Не ведаю, было ль во сне,
Иль только виденье почудилось мне:
К нам выехал алчный Уот Урбалдьын,
Чудовище злое, с зубами в аршин.
Желанья и мысли черны у него,
Взять в жёны намерен он нашу Куо.
Готовьтесь, сородичи, к бою-защите,
Булавы и копья свои отыщите,
Когда он, как ветер, нагрянет сюда –
Нас всех не минует большая беда!».
Превратностей жизни, судьбы перемен
Так скоро не ждал богатырь Эрчимэн.
Безмолвно сидел он в глубокой печали,
Но вскоре промолвил, сверкая очами:
– Коварный злодей Урбалдьын и по слухам
Волшебник с незнающим гибели духом.
Но знает ли он назначенья мои,
Стоять на защите народов айыы
И быть покровителем среднего мира?
Злодей не дождётся кровавого пира! –
Сказал так, оделся, к невесте приник,
Потом, как матёрый глухарь-токовик
С рассветной зарёй, с наступлением дня
Легко и проворно вскочил на коня.
Послушный узде, закусив удила,
На север тот конь полетел, как стрела.
Разверзлись под ним голубые озёра,
В местах, что служили копытам опорой,
Столетних деревьев седые вершины
Земли не достали всего лишь аршина.
Взревели валёжины, словно медведи,
И к синему небу взметнулись, как плети.
***
У бранного поля, в конце уже дня
Бэргэн соскочил с вороного коня,
Немного колени размял и бока
И тут же увидел злодея-врага:
На лошади пегой с шестью головами,
Кляня всё на свете дурными словами,
Спешит к нему грозный Уот Урбалдьын,
Изо рта изрыгая то пламя, то дым…
Без слов налетели они друг на друга
На самой средине широкого луга…
Надеясь низвергнуть друг друга руками,
Схватились и стали месить кулаками;
Кровавый подтёк, кто ударит куда,
И что ни размах – для обоих беда…
День ночью сменялся в двенадцатый раз –
Они не смыкали прозорливых глаз.
С измученным видом, с разбитым лицом
Упорствовал грозный боец пред бойцом.
Смекая, не в сердце ли прячется смерть,
Стремились пробить они панцирей твердь,
Но лишь изгибались их острые пики,
Как рыбные кости… И с яростным криком
Откинули прочь их бойцы-силачи,
За ручки тяжёлые взяли мечи.
Подумав, не в шее ли смерть силача,
Не стали щадить ни руки, ни плеча,
Но, словно сырой краснотал над рекой
Податливо гнётся весной под рукой,
Погнулись мечи от ударов лихих,
И снова откинули витязи их.
Схватили булавы по сотне пудов,
Обрушили их на макушки голов,
Но чудо-булавы, как гриб-дождевик,
О шлемы коснувшись, рассыпались вмиг…
Лишившись мечей и наточенных пик,
Не дрогнул никто и не сдался из них,
Как звери, подскакивая и рыча,
Друг друга бросали они, волоча,
Себя не щадя. Но ни тот, ни другой
Не смог завершить победою бой.
Устал Урбалдьын, и Бэргэн изнемог,
Расслабились мускулы рук их и ног,
И разом, не сговорившись о том,
На землю они повалились пластом.
Лежали врастяжку, как туши волов,
Не в силах поднять омертвевших голов…
Сменялся день ночью со звёздным убором.
Смотрели они обезумевшим взором.
Неделя прошла – повздыхали лишь оба,
Желая друг другу могилы и гроба.
По ним, как по ткани сырого мешка,
Зелёная плесень пошла в три вершка.
Почуяв кровавое, вороны тучей
Над ними закаркали алчно-скрипуче.
Почуяв съедобное, коршун двуглавый
Стал виться над полем и смерти, и славы.
***
Тунгусский охотник Айя-богатырь,
В местах тех бродивший, свернул на пустырь…
Он сына срединного мира в тот час
Узнал и отнёс на цветущий алас,
Где пышно стелилась ковром мурава,
Где нежной волной колыхалась трава…
Затем грудь оленю рассёк и оттуда
С живительной влагой он вынул сосуд.
Склонился к Бэргэну и губы смочил
Той влагой, дарящей источники сил.
У витязя губы зардели цветком,
Потухшие очи блеснули лучом,
Расплылся туман, и развеялся сон.
Вновь бодрость и силу почувствовал он,
Проворно вскочил, подбежал к Урбалдьыну,
Как старый турсук, растоптал его спину,
За ногу врага ухватился рукой
И кверху метнул, словно торбу с мукой.
Давно ожидавший мертвечину ту,
Уот Урбалдьына схватил на лету
Всевидящий ворон, прокаркав «каах»,
И с ношею скрылся в густых облаках.
***
Как братья, простились Бэргэн и тунгус.
Питьё разделили, обеденный кус,
Промолвив друг другу: «Будь счастлив, догор!»,
Простились у цепи синеющих гор.
Пришпорил Бэргэн своего тут коня,
Подумав: «Не ждут, видно, дома меня».
С победою, славой и кучей вестей
Пустился к невесте прекрасной своей.
И в этот же миг в вышине голубой
Увидел он стерха вдруг над собой,
Сверкание крыльев его белоснежных.
И голос услышал – и звонкий и нежный:
– Могучий Бэргэн, для тебя я пою,
Добился победы ты в славном бою,
Но латы покуда с могучей груди
Снимать, Эрчимэн, ты ещё погоди.
С сурового неба в сияющий мир
Слетел Эксэкю, Чункунур-богатырь,
И, сделавшись волком, пустился лесами
И рвёт всё живое клыками-зубами.
Став хищником алчным, убийцей крылатым,
Поверг истребленью он царство пернатых,
Став верхнего мира чудовищем смрадным,
Повсюду он давит людей беспощадно.
Грозой налетев, сокрушил всё дотла, –
Земля ещё чёрной такой не была.
Леса превратил в обгоревшие пни,
Скрутил Мохсогола в тугие ремни…
Почтенный тойон Юрюнг Ар Всемогущий,
За небом трёхъярусным в выси живущий,
Чтоб мог ты злодея в разбое пресечь,
Тебе посылает сияющий меч.
Поймал Эрчимэн тут подарок чудесный,
Вскричав: «Всё исполню, посланник небесный!».
Слегка подстегнул быстроногого друга
И к югу понёсся быстрее, чем вьюга.
Десятки хребтов, как один перевал,
В короткое время легко миновал.
И вскоре заметил знакомую местность,
Былых поселений увидел окрестность,
Где всё стало гарью, чернеющим адом,
Несло от всего и зловоньем, и чадом.
И слышались стоны людские и вопли,
Что в горе и мраке, как в море, утопли…
Внезапно на пепел буран налетел,
Сильнее ещё небосвод помутнел,
И видит Бэргэн: Чункунур-богатырь
Стоит перед ним, весь в крови, как упырь.
По бёдрам себя умилительно бьёт,
С усмешкою чешет свой круглый живот,
В котором гудит, как в пылающей печке,
И губы скривились в злорадной усмешке:
– Окси! Ведь не ждал я тебя, паренёк…
Скажи-ка на милость… А кто уберёг
Тебя от зубов удальца Урбалдьына?!
Не скажешь ли чуда такого причину?
Ты, вижу, намерен сразиться со мной…
Гляди, распрощаешься с жизнью земной!
Примером тому – Мохсогол на погосте,
Напал на меня, да растрескались кости.
Его старики причинили мне зло –
С прадедами свидеться время пришло…
Ты вовремя прибыл. Послушной женой
Сестра Мохсогола поедет со мной.
Не хочется мне лишь, чтоб часто она
Скучала по дому, была бы грустна.
Кто может избавить меня от заботы –
Тому подарю я бессмертные годы.
Вот если бы ты, взад-вперёд перед ней
Танцуя, унял бы тоску её дней
В числе её будущих многих прислуг,
Я смог пожалеть бы тщедушный твой дух…
Ну, как, ты согласен служить, паренёк?
На это Бэргэн свой ответ приберёг:
Не дав от ударов врагу увильнуть,
Стрелой налетел он на чудища грудь,
Повлёк за собой Эксэкю, как быка,
Туда, где торчали вдали два клыка
Высокой горы и виднелся пустырь,
Где мог разгуляться он, как богатырь…
В Бэргэна руках извиваясь, как змей,
Пустил Эксэкю в ход тут жала когтей
И клюв, и слоистый железный язык –
Похож на развилки отточенных пик.
Бэргэн же орудовал длинным мечом,
Который казался слепящим лучом,
Свистел по-орлиному, вскинутый вверх,
И рявкал, опущенный книзу, как зверь…
С невиданной силой, с презрением к боли
Схватились они тут, на каменном поле.
Земля задрожала под битвою той.
С корня повалился вокруг сухостой;
Деревья, в четыре обхвата в стволе,
Как стебли травинок, пригнулись к земле.
Раскатистый гул, несмолкаемый треск
По впадинам гор разлетелся окрест.
Где были болота, там стали подъёмы,
Озёра в другие слились водоёмы,
У серых гусей продырявились спины,
Головки от шей отвалились утиных,
В чернеющем небе возникла гроза,
И вихри бойцам ослепили глаза…
Короткие ночи сменялись на дни.
Уж месяц прошёл, как схватились они,
Но кровь не лилась и не трескались кости,
Тогда ещё больше натужась от злости,
Стремясь сокрушить друг другу хребты,
Они проливать стали оба поты…
Не меньше недели ещё пролетело,
Пока Эксэкю, наконец, то и дело
Стал против усилий, желанья и воли
Рукой опираться на бранное поле.
Бэргэн не утратил тут времени даром:
Хватил по затылку могучим ударом –
И чудища злого змеиное тело
На семь переходов стремглав отлетело.
Настигнув, Бэргэн приподнял его вновь,
Да так, что весь мир заходил ходуном,
Ударил о скалы железным виском…
И стали те скалы сыпучим песком.
«Навек пусть исчезнут коварство и ложь!» –
Сказал тут Бэргэн и отточенный нож,
Насколько позволили злость и рука,
Всадил он тут в чёрное сердце врага…
Затем изо рта Эксэкю торопливо
Он выхватил камешек с ярким отливом,
Взволнованно вскрикнув, метнул его вверх,
Туда, где ему вновь привиделся стерх.
Разбился тот камешек, и из него
На руки Бэргэну спустилась Куо.
Вдвоём они быстро помчались искать
Арат Мохсогола, отца его, мать
И к жизни вернули усопших людей,
Которых замучил жестокий злодей.
Родные Арата, воспрянув из тлена,
Куо нарекли вновь невестой Бэргэна,
Как раньше, назвали и свадебный час,
Сказав: «Да минуют несчастия вас,
Пусть гневному взору до вас не дойти,
И пусть не собьёт острослов вас в пути,
Пусть изгородь вашу беда обойдёт
И пусть укрепиться ваш будущий род!».
На этом окончились их завещанья.
Не скорым, но радостным было прощанье.
И вот, наконец, с молодою женой
Бэргэн Эрчимэн заявился домой.
Их ласково встретил тойон Эриэн
С хозяйкой своею Эбириэн.
И тут же на свадьбе, в знак вечного братства,
Гостям подносились чороны и яства.
Невесте Куо доводившийся братом,
Арат Мохсогол был почтеннейшим сватом
И гостем желанным, званым на пир
Был меткий охотник Айя-богатырь.
Могучий Бэргэн угодил в хоровод,
Где имя его прославлял весь народ:
«Ты спас от беды нас, развеял ненастье,
Да здравствует солнце, да здравствует счастье!».
По вольной земле растеклась благодать:
В мячи стали мясом и салом играть.
Борцы-силачи заходили по кругу,
Кто резвый, помчался тут взапуск по лугу,
Кто лёгок, тот стал состязаться в прыжках,
Кто ловок, попробовал силу в руках.
Звучали хомусы тут дружно и враз.
Прославился песней, кто петь был горазд.
Так все веселились в тот день до утра –
Лишь дела найти не могла детвора…
***
Закончил свой сказ тут сказитель-певец,
Но дети продолжили сказки конец:
«А кто он такой – Чункунур-богатырь,
Который спустился в сияющий мир?».
«Откуда он взялся – Уот Урбалдьын –
Чудовище злое с зубами в аршин?».
Так долго гадали они меж собой,
И все с опозданьем вернулись домой.
Литературный перевод – Павел Прийдак
(Опубликовано: Полярная звезда, 1964, № 6. С. 40 – 51.)
***
Примечания
1. «Эрчимэн Бэргэн» – героический эпос якутов (олонхо). Основой перевода послужила поэтическая обработка Сергея Васильева (Борогонского).
2. Аал Кудук – священное дерево.
3. Уруй – слава.
4. Хотон – коровник.
5. Симэхсин – дряхлая старушка.
6. Догор – друг.
7. Хомус – губной музыкальный инструмент.
***
• Дополнения к фундаментальным словарям русского языка
• Новейшая фразеология. Дополнения к сборникам фразеологии и крылатых слов
• Новейший словарь аббревиатур русского языка
• Ономастикон (Словарь личных имен)
• Словарь цветов и цветовых оттенков