Путеводитель по сайту

Слово о полку Игореве,

Игоря, сына Святославова, внука Олегова

(Попытка архаизованного прочтения Валерия Сидорова)

English version Распечатать

 

***

(Начало)

А Святослав смутен сон видел:

«В Киеве на горах сию ночь

с вечера одевают меня, – молвит, –

черною паполомою на кровати тисовой,

черпают мне синее вино,

с трудом смешано,

сыплют мне тощими тулами поганых толковин

великий жемчуг на лоно

и негуют меня.

Уже доски без князька

в моем тереме златоверхом.

Всю ночь с вечера

бусовы враны возграивали у Плесеньска,

где на болони была дебрь Кисаня,

и понеслись к синему морю».

И рекли бояре князю:

«Уже, княже, туга ум полонила:

се два сокола слетели

с отчего стола-злата

поискати града Тмутороканя,

либо испити шеломом Дону.

Уже соколам крыльица

припечатали поганых саблями,

а самих опутали в путины железны.

Темно было в третий день:

два солнца померкли,

оба багряные столпа погасли,

и с ними молодые месяцы –

Олег и Святослав –

тьмою заволоклись

и в море погрузились,

и великое буйство подали хиновам.

На реке на Каяле тьма свет покрыла:

по Русской земле простерлись половцы,

аки пардужье гнездо.

Уже снеслась хула на хвалу,

уже треснула нужда на волю,

уже низвергся Див на землю.

Се готские красные девы

воспели на бреге синего моря,

звеня русским златом,

поют время Бусово,

лелеют месть Шаруканову.

А мы уже, дружина, жаждем веселия!».

Тогда великий Святослав изронил злато-слово,

со слезами смешано, и молвил:

«О мои сыновцы, Игорь и Всеволод!

Рано вы начали

Половецкую землю мечами терзати,

а себе славы искати.

Но нечестно одолели,

нечестно кровь поганую пролили.

Ваши храбрые сердца

в жестком харалуге скованы,

а в буести закалены.

Се ли сотворили моей сребряной седине?

А уже не вижу власти

сильного, и богатого, и многовойного –

брата моего Ярослава, –

с черниговскими былями,

с могутами, и с татранами, и с шельбирами,

и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами.

Те ведь без щитов, с засапожниками

кликом поля побеждают,

звонячи в прадедовскую славу.

Но рекли: «Мужаемся сами,

преднюю славу сами похитим,

а заднюю – сами поделим!».
А разве диво, братие,

старому помолодети?

Коли сокол в линьке бывает,

высоко птиц возбивает –

не даст гнезда своего в обиду!

Но се зло – княжье мне непособие:

навзничь годины обратились.

Се у Римова кричат

под саблями половецкими,

а Володимир – под ранами.

Туга и тоска сыну Глебову!».

Великий княже Всеволод!

Не мыслию бы тебе прилетети издалеча,

отчего злата-стола поблюсти!

Ты ведь можешь Волгу веслами раскропити,

а Дон шеломами выльяти!

Ежели бы ты был здесь,

то была бы чага по ногате,

а кощей – по резане.

Ты ведь можешь посуху

живыми шереширами стреляти –

удалыми сынами Глебовыми.

Ты, буй-Рюрик, и Давыд!

Не ваши ли злаченые шеломы

по крови плавали?

Не ваши ли храбрые дружины

рыкают, аки туры,

ранены саблями калеными

на поле Незнаеме?

Вступите, господа, в злат-стремень

за обиду сего времени,

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

буего Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав!

Высоко сидишь на своем златокованом столе.

Подпер горы Угорские

своими железными полками,

заступив королю путь,

затворив Дунаю ворота,

меча бремена чрез облаки,

суды рядя до Дуная.

Грозы твои по землям текут,

отворяешь Киеву врата,

стреляешь с отчего злата-стола

салтанов за землями.

Стреляй, господине, Кончака –

поганого кощея, –

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

буего Святославича!

А ты, буй-Роман, и Мстислав!

Храбрая мысль носит ваш ум на дело.

Высоко плаваете на дело в буести,

яко сокол на ветрах ширяя,

хотя птицу в буйстве одолети.

Суть бо у вас железные панцири

под шеломами латинскими.

Теми треснула земля,

и многи страны – Хинова, Литва,

Ятвяги, Деремела и Половцы

сулицы свои повергли,

а главы свои подклонили

под те мечи харалужные.

Но уже, княже Игорь,

померк солнца свет,

а древо не благом листвие сронило:

по Роси и по Суле грады поделили.

А Игорева храброго полка не воскресити!

Дон тебя, княже, кличет

и зовет князей на победу.

Ольговичи, храбрые князи,

доспели на брань…

Ингварь и Всеволод,

и все три Мстиславича,

не худа гнезда шестикрыльцы!

Не победными жребиями

себе власти[9] расхитили!

Где ваши златые шеломы

и сулицы ляшские и щиты?

Загородите Полю ворота

своими острыми стрелами

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

буего Святославича!

Уже бо Сула не течет

сребряными струями

ко граду Переяславлю,

и Двина болотом течет

оным грозным полочанам

под кликом поганых.

Един же Изяслав,

сын Васильков,

позвенел своими острыми мечами

о шеломы литовские,

притрепал славу деду своему Всеславу,

а сам под червлеными щитами

на кроваве траве

притрепан литовскими мечами.

Изошла юна кровь,

а тот рек:

«Дружину твою, княже,

птиц крылы приодели,

а звери кровь полизали».

Не было тут брата Брячислава,

ни другого – Всеволода.

Един же изронил

жемчужну душу[10]

из храбра тела

чрез злато-ожерелие.

Уныли голоса,

поникло веселие,

тубы трубят городенские!

Ярослав и все внуки Всеслава!

Уже понизьте стяги свои,

вонзите свои мечи поврежденны,

уже бо выскочили из дедовской славы.

Вы ведь своими крамолами

начали наводити поганых

на землю Русскую,

на жизнь Всеслава.

Из-за усобицы ведь было насилие

от земли Половецкой!

На седьмом веке Трояна

ввергнул Всеслав жребий

о девице, себе любой.

Он клюками подперся на коней

и скочил ко граду Киеву,

и доткнулся стружием

злата-стола киевского.

Скочил от них лютым зверем

в полночь из Бела-града,

обвешавшись синей мглой.

Утром же вонзил стрикусы,

отворил врата Нову-граду,

расшиб славу Ярославу,

скочил волком до Немиги с Дудуток.

На Немиге снопы стелют головами,

молотят цепами харалужными,

на току живот кладут,

веют душу от тела.

Немиги кровавы брега

не благом были посеяны –

посеяны костьми русских сынов.

Всеслав-князь людей судил,

князям грады рядил,

а сам в ночи волком рыскал:

из Киева дорыскивал

до кур Тмутороканя,

великому Хорсу

волком путь прерыскивал.

Тому в Полоцке

позвонили заутреню рано

у святой Софии в колоколы,

а он в Киеве звон слышал.[11]

Хоть и веща душа в другом теле,

но часто беды страдал.

Тому вещий Боян

первым припевку, разумный, молвил:

«Ни хитрому,

ни гораздому,

ни птице гораздой

суда Божия не минути!».

О, стонати Русской земле,

помянувши первую годину

и первых князей!

Того старого Владимира

нельзя было пригвоздити

к горам киевским:

это ведь ныне стали стяги Рюриковы,

а другие – Давидовы,

но розно им хоботы пашут,

копия поют.

На Дунае Ярославнин глас слышится,

зегзицею незнаема рано кычет:

«Полечу, – молвит, – зегзицею по Дунаю,

омочу бебрян рукав во Каяле-реке,

утру князю кровавые его раны

на жестком его теле».

Ярославна рано плачет

во Путивле на забрале, причитаючи:

«О ветре, ветрило!

К чему, господине, насильно веешь?

К чему мечешь хиновские стрелки

на своих нетрудных крыльицах

на моей лады воев?

Мало ли тебе было гор

под облаками веяти,

лелеючи корабли на сине море?

К чему, господине, мое веселие

по ковылию развеял?».

Ярославна рано плачет

во Путивле-городе на забрале,

причитаючи: «О Днепр Словутич!

Ты пробил-еси каменные горы

сквозь землю Половецкую.

Ты лелеял-еси на себе

Святославовы насады

до полку Кобякова.

Возлелей, господине, мою ладу ко мне,

абы не слала к нему слез на море рано».

Ярославна рано плачет

во Путивле на забрале,

причитаючи: «Светлое и тресветлое солнце!

Всем тепло и красно-еси:

к чему, господине,

простерло горячие свои лучи

на лады воев?

Во поле безводне

жаждою им луки сопрягло,

тугою им тулы заткнуло?».

Прыснуло море в полуночи,

идут смерчи мглами.

Игорю-князю Бог путь кажет

из земли Половецкой

на землю Русскую,

к отчему злату-столу.

Погасли вечером зори.

Игорь спит,

Игорь бдит,

Игорь мыслию поля мерит

от великого Дона

до малого Донца.

Коня в полуночи

Овлур свистнул за рекою –

велит князю разумети:

князю Игорю не быть![12]

Кликнула, стукнула земля,

восшумела трава,

 вежи половецкие подвизалися.

А Игорь-князь поскочил

горностаем ко тростию

и белым гоголем на воду.

Ввергся на борза коня

и соскочил с него босым волком.

И потек к лугу Донца,

и полетел соколом под мглами,

избивая гусей и лебедей

к завтраку, и обеду, и ужину.

Коли Игорь соколом полетел,

тогда Овлур волком потек,

труся собою студеную росу:

претрудили ведь своих борзых коней…

 Донец речет:

«Княже Игорь!

Немало тебе величия,

а Кончаку нелюбия,

а Русской земле веселия».

Игорь речет:

«О Донче!

Немало тебе величия,

лелеявшему князя на волнах,

стлавшему ему зелену траву

на своих сребряных брегах,

одевавшему его теплыми мглами

под сению зелена древа,

сторожившему его гоголем на воде,

чаицами на струях,

чернетями на ветрах.

Не такова ли, – речет, – река Стугна:

худу струю имея,

пожравши чужи ручьи и струи,

рострена к устью,

юношу князя Ростислава

затворила на темном берегу Днепра.

Плачется мати Ростислава

по юноше князе Ростиславе.

Уныли цветы жалобою,

и древо с тугою к земле приклонилось».

А не сороки вострекотали –

на следу Игореве

ездит Гзак с Кончаком.

Тогда враны не граяли,

галицы помалкивали,

сороки не стрекотали,

по лозию ползали только.

Дятлы стуком путь

к реке кажут,

соловьи веселыми песнями

свет поведают.

Молвит Гзак Кончаку:

«Ежели сокол ко гнезду летит,

соколича расстреляем

своими злачеными стрелами».

Речет Кончак ко Гзе:

«Ежели сокол ко гнезду летит,

сокольца опутаем красною девицею».

И речет Гзак Кончаку:

«Ежели его опутаем красною девицею,

не будет нам ни сокольца,

ни красны девицы, –

то почнут нас птицы бити

во поле Половецком».

Рекли Боян и Ходына,

Святославовы песнотворцы

старого времени Ярослава,

Олега-князя любимцы:

«Тяжко тебе, голова, кроме[13] плеч,

зло тебе, тело, кроме головы»

Русской земле без Игоря.

Солнце светится на небеси –

Игорь-князь в Русской земле.

Девицы поют на Дунае –

вьются голоса чрез море до Киева.

Игорь едет по Боричеву

ко святой Богородице Пирогощей.

Страны рады,

грады веселы.

Певши песнь старым князям,

а потом – молодым:

«Слава Игорю Святославичу,

Буй-Туру Всеволоду,

Владимиру Игоревичу!

Здравы, князи и дружина,

поборая за христьяны

на поганые полки!

Князям слава и дружине!».

Аминь.[14]

 

 

Примечания

[9] Власти – волости.

[10] …изронил жемчужну душу… – как будто бережно нес Изяслав свою душу по жизни, как хрупкий стеклянный сосуд, но вдруг, словно споткнувшись, нечаянно выронил её, несчастную, и разбилась она вдребезги…

[11] Ср.: звон стремян Олега в Тмуторокани слышал Владимир в Чернигове (см. выше).

[12] Имеется в виду, что князю Игорю не быть в плену.

[13] Кроме – без.

[14] Многие исследователи считают, что здесь должно быть «дружине – аминь», но это явное противоречие: ведь только что дружине провозглашалась здравица.

 

Валерий Сидоров

 

 

 

***

·Архаизованное прочтение «Слова о полку Игореве»

·В тщетных поисках «лона Святослава», или Мутный сон Петра Ткаченко…

·Викторина по «Слову о полку Игореве»

·«Заноза в алом уде» и «радость, свалившаяся на уд», или Мнимые тайны «Слова о полку Игореве»

·Зачем усложнять? О слове «полозїю» в «Слове о полку Игореве»

·Каталог экслибрисов по мотивам «Слова о полку Игореве»

·Надо ли переводить «Слово о полку Игореве», и если надо, то как?

·Перевод «Слова о полку Игореве»

 

 

 

 

 

Путеводитель по сайту

18+

© 2016. All rights reserved.

Авторство всех материалов сайта https://netler.ru принадлежит Валерию Сидорову и охраняется Законом о защите авторских прав. Использование материалов сайта в offline-изданиях без согласования с автором категорически запрещается. В online-изданиях разрешается использовать материалы сайта при условии сохранения имени и фамилии автора и активной гиперссылки на сайт https://netler.ru.